Итак, исходя из всего выше сказанного, можно предположить, что в грехе виноват закон. Не было бы закона, не было бы и греха. Давайте посмотрим, что же на это отвечает апостол Павел.

7 Что же скажем? Неужели [от] закона грех? Никак. Но я не иначе узнал грех, как посредством закона. Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил: не пожелай.
8 Но грех, взяв повод от заповеди, произвел во мне всякое пожелание: ибо без закона грех мертв.
9 Я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то грех ожил,
10 а я умер; и таким образом заповедь, [данная] для жизни, послужила мне к смерти,
11 потому что грех, взяв повод от заповеди, обольстил меня и умертвил ею.
12 Посему закон свят, и заповедь свята и праведна и добра.
(Рим.7:7-12)

И вот, звучит его риторический вопрос: «Неужели от закона грех?». То есть, он понимает, что его рассуждения с легкостью могут быть поняты именно так. Трудно сказать, было ли это его личной догадкой, или эта мысль уже витала среди христиан Рима, но он позволяет себе его озвучить. И он же отвечает просто и лаконично: «Никак». Если кому не ясно, то это то же самое, как «ни в коем случае». Но какая же взаимосвязь между законом и грехом, ведь, исходя из слов Тарсянина, такая связь явно присутствует. И он ее объясняет следующим образом.

Первая его мысль в том, что он, апостол Павел, узнал грех благодаря закону. И тут опять надо пояснить. Узнал, это не про информацию, это про опыт. Он испытал действие греха, почувствовал его силу, его влияние на себя, исключительно благодаря закону. И он сам дает следующее пояснение: «Ибо я не понимал бы и пожелания, если бы закон не говорил, не пожелай». Понятное дело, речь идет не вообще о желаниях, но о желаниях, о которых говорит закон: «…не пожелай … чего-то там… ближнего твоего».

И смотрите, как проявляется грех, как он через закон становится видимым. Суть не в том, что мы получаем информацию, а в том, что внутри нас начинает что-то происходить. Вот апостол и пишет: «Но грех, взяв повод от заповеди (закона), произвел во мне всякое пожелание…».

То есть, по словам апостола, грех, который был и до закона, воспользовался его появлением и что-то запустил в человеке, в данном случае в апостоле Павле. Павел, жил себе, жил, никого не трогал, потом «бац» и вторая смена. Закон прогремел: «Не пожелай вола соседа твоего». И вот ведь неприятность. Как только закон это произнес, тут же как-то очень сильно захотелось этого самого соседского вола!

Да, конечно, я утрирую, немного иронизирую. Но суть та же. Кода-то, глубоко мною уважаемый учитель Библии Сергей Станиславович Витюков рассказывал простую историю. Он провел небольшой эксперимент со своими племянниками. Он сказал, что они могут в саду (в его саду) есть все, что угодно. Любую ягоду. Но указал на один кустик, который не сильно то и выделялся на фоне всего остального, запретив есть с него. И, как вы уже, наверное, догадываетесь, все дети в результате оказались именно рядом с этим самым запретным кустиком. И кушали ягоды именно с его веток.

Вот и Павел, сообщает Римским христианам, что сам по себе закон не создавал греха, но как только появляется закон, грех тут же использует заповедь, чтобы включить то, что запрещено законом. Более того, Павел говорит, что пока нет закона, грех в буквальном смысле мертв. То есть, он, конечно же есть, но бездействует. У него просто нет повода.

9 Я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то грех ожил,
10 а я умер; и таким образом заповедь, [данная] для жизни, послужила мне к смерти,
11 потому что грех, взяв повод от заповеди, обольстил меня и умертвил ею.
12 Посему закон свят, и заповедь свята и праведна и добра.
(Рим.7:9-12)

Так вот, Павел пишет, что он, пока не было закона, жил себе и жил. Все было хорошо. Но потом пришел закон и тут же ожил грех. Вот, не трогали его, он и не мешал никому. Спал себе до закона, ну и спал бы себе еще дальше. Ан нет, пришла заповедь. И тут грех «возбудился». И что? А то, что как только грех ожил, человек Павел тут же потерял свободу, потерял жизнь. Он об этом пишет так: «…я умер».

То есть, заповедь, которая, как кажется, дана для жизни, на самом деле, послужила к смерти. То есть, когда я хочу навести порядок, и ввожу какие-то запреты, то, формально, я улучшаю ситуацию. Но в действительности, я запускаю механизм «пожелания». И люди, которые никогда не собирались делать ничего предосудительного, вдруг, по причине моих хороших намерений, начинают желать делать то, что мною было запрещено. Но ведь я хочу хорошего? Почему же все иначе? Цель Закона — жизнь. А результат — смерть.

То есть, если Павел говорит, что заповедь свята, праведна и добра, он  не ошибся. Потому что все для жизни. Но подлость греха в том и состоит, что он использует то, что для жизни так, чтобы приносить смерть.

13 Итак, неужели доброе сделалось мне смертоносным? Никак; но грех, оказывающийся грехом потому, что посредством доброго причиняет мне смерть, так что грех становится крайне грешен посредством заповеди.
14 Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху.
(Рим.7:13,14)

Так вот, если все это учитывать, получается, что смертоносным является не закон, но грех, который через то и оказывается грехом, что берет доброе и творит смерть. Удивительно, но апостол здесь предлагает особую формулировку греха. Попробую ее воспроизвести. Грех — это все то, что использует добро для смерти.

На самом деле и в жизни мы часто видим такие примеры и в истории. Кто-то находит новые технологии для жизни человека, и тут же включается другая сторона, которая эти же технологии превращает в оружие против того же человека.

А раз так, то грех, как пишет Павел, не просто «греховен», но «крайне греховен». Именно потому, что использует добро, для смерти. Почему? Потому что нас подставили! Закон духовен, чист, праведен, добр. А я, человек, «плотян», то есть эгоистичен. И вот на этом играет грех. Более того, как пишет апостол я «продан греху». Здесь слово «продан» имеет еще одно значение — «обречен». То есть, Тарсянин хочет сказать, что человек по своей природе не способен жить без греха. В принципе не способен. Нет, человек может бороться с грехом, сопротивляться, но не долго. Он буквально ОБРЕЧЕН.

Как часто бывает в жизни, что тот, кто гнобит «малышей», начинает их гнобить гораздо сильнее тогда, когда появляется «защитник». Нет защитника, обидчику даже не особо и интересно, что-то там делать. Ему просто лень, не охота. Но когда появляется защитник, вот тут уже появляется азарт.

Помните, что происходило с евреями в Египте? Жили себе евреи в рабстве и жили. Было не комфортно? Да. Но жить было возможно. И вот появляется Моисей. И тут началось. С каждым разом все больше нагрузок. И жизнь становится все больше невыносимой. Ну не пришел бы Моисей, и кажется, все было бы нормально. Даже потом, когда евреи уже вышли из Египта, они постоянно вспоминали о том, что в рабстве было что-то хорошее. Особенно умиляет их воспоминание о чесноке.

Закон — это тот Моисей, что пришел дать свободу. Но, как мы помним, все, кто вышел из Египта, умерли, так и не войдя в землю обетованную. Моисей, он же и дал закон, пришел, чтобы дать жизнь, но грех, т. е. Фараон в Египте, тут же активировался, ужесточил условия. Об этом и говорит великий Тарсянин. Итак, Моисей был послан для жизни, как и закон. А вот народ еврейский, был обречен.

Но как же так? Неужели нельзя делать то, что правильно? И вот как об этом говорит автор послания:

15 Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю.
16 Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр,
17 а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех.
(Рим.7:15-17)

Да, Павел, конечно, слегка иронизирует. И все же. Он говорит, что не может понять, что происходит. Ведь он знает, что хорошо. Более того. Он хочет поступать правильно. Но странность — делает то, чего ненавидит.

Все греческие, а позже немецкие философы стояли на том, что надо знать правду и тогда ты будешь действовать правильно. И только представители новой философии поняли, наконец, что человек, даже зная, что правильно, и желая делать правильные вещи, никогда не достигает желаемого результата, потому что есть что-то еще. И это что-то еще Павел называет грехом. Ницше, например, эту же сущность называет волей. Суть простая. Каждый человек поступает не потому как хочет, но потому, как диктует эта некая сущность. И человек, буквально, многие вещи делает против своей воли.

Павел так и пишет: «Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр…». То есть, если закон говорит то, что мне понятно, и я хотел бы этому соответствовать, но по каким-то причинам не могу, то понимаю, что закон то, не виноват. Он хочет того же, что и я. Но я, как оказалось, действую по вине совсем другой природы. По словам Павла: «…уже не я делаю то, но живущий во мне грех». Давайте прочтем дальше:

18 Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу.
19 Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю.
20 Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех.
(Рим.7:18-20)

Так вот, он считает, что грех, который он вынужден совершать, делает не он сам, но грех, живущий в нем. Почему? Потому что он, Павел, ищет, старательно ищет, упрямо ищет в себе что-то, чтобы сделать все правильно. И, увы, не находит. Речь не о том, кому нравится делать грех. Речь именно о тех, кому НЕ нравится. О тех, кто ненавидит грех. Итак, Павел говорит, что при всем его искреннем желании жить праведно во всем, внутри своей природы он не находит достаточных оснований, сил, возможностей для достижения этой цели. И отсюда он делает вывод, что его поступки, которые он делает буквально против своей воли — это дела греха. Вот так он и познал, что такое грех.

Помните, с чего апостол начал свое вот  это рассуждение? С того, что он познал грех посредством заповеди. И вот теперь мы видим, как проходило его познание. И этот принцип одинаков для всех. Из этого он выводит некий принцип или закономерность:

21 Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое.
22 Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием;
23 но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих.
(Рим.7:21-23)

По сути, мы здесь наблюдаем за процессом осознания молодым Савлом (позже Павлом) силы греха, его реальности и крайности. И вот теперь, Павел уже в возрасте описывает этот процесс для Римских христиан, желающих служить закону. Зачем он это пишет? Явно не для того, чтобы они грешили. Но для того, чтобы они поняли, что спасение от греха никак не может крыться в законе. Скорее наоборот. При всем их искреннем желании быть праведными, он ОБРЕЧЕНЫ, если будут продолжать идти своим путем, а не внимать словам апостолов.

Павел даже несколько саркастически восклицает: «Бедный я человек!». Понятно, что этого он в действительности не делает. Это текст письма. Когда в письмах люди пишут что-то подобное, становится ясно, что люди иронизируют. Вот и Павел, немного посмеиваясь, восклицает: «Ах! Бедный я человек!».

Но, мне кажется, в этой иронии звучат еще и нотки влияния греческой философии. В Риме   это влияние достаточно сильно. Так как «тело смерти»  — это как раз утверждение греков, которые говорят, что тело — гроб души.

То есть, Павел пишет людям языческой формации. Они насквозь пропитаны разного рода утверждениями, связанными с суевериями, мифами и разными философскими школами. И вот эта вся гремучая смесь теперь звучит внутри церкви. Конечно же, все подобные нелепости становятся утверждениями, которые никто не подвергает сомнениям. Такие, знаете ли, крылатые фразы.

Да нечто подобное мы можем найти в своей повседневной жизни. Как часто, например, мы слышим: «В споре рождается истина»? Люди, не задумываясь, повторяют эту фразу. Она звучит почти наравне с цитатами Писания.

Хоть Сократу и приписывают данное выражение, все же, он имел иное мнение, и призывал всячески уходить от спора, но решать вопросы иначе. Или, такая фраза: «Красота спасет Мир». Все цитируют с умным видом, но Федор Достоевский эту фразу вложил в уста того, чьи мысли должны бы восприниматься иронически. Именно иронически, с насмешкой и должна была принята вышеупомянутая цитата.

Вот такого «бреда» было много и в церкви Рима. И именно этим ребята пишет апостол. И среди всего вот этого «чуда» была установка, что душа является заложницей тела. И было устоявшееся мнение, что нет ничего лучше, чем «избавиться от сего тела смерти». Если бы ни использование данной фразы, можно было бы не заметить иронии Павла, его несколько издевательского выражения. Но именно этот текст должен бы надавать нам по щекам, отрезвив и заставив на письмо Павла посмотреть немного иначе. Однако, в современной церкви практически никто не обращает на него внимания, все решили для себя, что здесь высказывание самого Павла. Мол, это Тарсянин так считает. Это он кричит о желании освободиться от своего тела смерти.

Ан нет. Повторюсь. Павел цитирует чужую неверную мысль. Он ее цитирует лишь для того, чтобы связать римского христианина с им же привычным утверждением и повернуть ко Христу.

То есть, римлянин мечтает освободиться от «сего тела смерти». Почему так? Потому что римлянин знает, как властвует это тело, как оно вынуждает хорошего человека к ненавистным для него поступкам. От того грамотный латинянин и кричит: «Тело — гроб души». От того он и мечтает быстрее умереть, чтобы воспарить душе.

И вот приходит Иисус. И вдруг выясняется, что не нужно умирать, чтобы стать свободным! Именно это пытается донести тарсянин до латинянина. Для этого он и процитировал латинскую поговорку.

Итак, говоря о силе греха, который берет повод от заповеди и становится через это крайне греховным, Павел рисует иллюстрацию к тому принципу, по которому грех использует то, что дано для жизни, чтобы привести к смерти.

И подводя некий итог на пути своей логики он говорит:

Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим. Итак тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха.
(Рим.7:25)

Очевидно, что Павел не собирается на этой мысли останавливаться. Он лишь подготовил некий плацдарм для того, что он собирается сказать дальше.

Прочтемся.